Мы не знаем, говорят большинство исследователей, почему Павел отправился в Аравию и что он там делал. Мы даже не уверены, что именно Павел называет Аравией.

Для Павла несколько необычно так много места в послании посвятить автобиографической информации (Гал. 1, 11 – 2, 21). Он рассказывает о том, кем был до того, как пережил удивительный опыт встречи с Христом по дороге в Дамаск, что происходило с ним после, включая два визита в Иерусалим, противостояние с Петром в Антиохии и путешествие в Аравию. Какими бы ни были причины этого путешествия, ясно, что это должно усилить его основную мысль в Гал. 1, 11-12: он получил евангелие не от людей (к которым читатели Павла могут обращаться для подтверждения своей вести), а через откровение Иисуса Христа (Гал. 1, 12).

То, о чем он говорит дальше, имеет ключевое значение. Он описывает свою жизнь в иудаизме, когда он бы «неумеренным ревнителем отеческих преданий» (περισσοτέρως ζηλωτὴς ὑπάρχων τῶν πατρικῶν μου παραδόσεων). Эта ревность привела его к тому, что он жестоко гнал церковь Божию и опустошал ее (Гал. 1, 13-14; см. также Флп. 3, 5-6). Далее он говорит:

Почему Аравия? Некоторые думают, что ему было нужно время для духовных размышлений в подготовке к миссии для язычников; другие считают, что Аравия стала первым миссионерским полем Павла.[1] Где вообще находилась эта «Аравия» в то время? На эти простые вопросы так и не были получены сколь удовлетворительные ответы.[2] Большинство комментаторов сходятся во мнении, что этой фразой Павел хочет подчеркнуть, что он не пошел в Иерусалим. Но почему именно Аравия? Я хотел бы предложить свои мысли по этому поводу.

В Гал. 1, 14 Павел говорит о том, кем он был до своего обращения и к какой традиции принадлежал: «ревнителей закона». Эта ревность подтолкнула его не только к усиленному изучению писаний и молитве, но и к насилию.[3] Ревнители принадлежали к древней традиции в иудаизме, берущей начало в примерах из писаний и истории Израиля. Наиболее известный и значимый пример – Финеес, о котором сообщает история из Чис. 25, 7-13, где он убивает еврея, совокупляющегося с моавитянкой. Как подробно и обстоятельно поясняет М. Хенгель, Финеес стал образцом для ревнителей закона, особенно в период Маккавеев, когда на кону стояла чистота и верность закону.[4] В традиции ревнителей есть еще один пример для подражания – Илия. Причина вполне понятна: Илия возревновал о Боге, убивая пророков Ваала, ведущих Израиль на путь язычества.[5] Эти две фигуры были столь тесно переплетены в сознании ревнителей закона в первом веке, что не редко характерные особенности одного приписывались другому, и наоборот.[6]

В 3 Цар. 19, 14 явно сказано о ревности Илии. «Возревновал я о Господе, Боге Саваофе» (LXX: ζηλῶν ἐζήλωκα τῷ κυρίῳ παντοκράτορι). Его ревность видна в убийстве пророков Ваала, о чем повествует предыдущая глава. Но его ревность была остановлена угрозами Ахава и Иезавели (3 Цар. 19, 1-2); и он бежит к Хориву, горе Божьей (3 Цар. 19, 8), оставляя таким образом свое пророческое служение.[7] Далее он столкнулся с землетрясением, ветром и огнем, но Яхве в них не было. В конечном итоге он слышит «веяние тихого ветра» и голос, спрашивающий: «Что ты здесь, Илия?».[8] В его ответе мы слышим, что его великая ревность сменилась великим разочарованием: «Остался я один, но и моей души ищут, чтоб отнять ее». Господь отвечает ему:

Как это все поможет нам в исследовании Послания к Галатам?

Савл из Тарса до своего обращения был фарисеем и ревнителем Закона. Как я уже говорил в своих других книгах, это означало, что он был шаммаитом, всегда готовым взять правосудие в свои руки, даже тогда, когда официальные власти закрывали глаза на происходящее.[9] Тот, кто «преуспевал в Иудействе более многих сверстников», несомненно, хорошо знал традицию Финееса-Илии; тот, кто пришел к заключению, что «ревность» – единственно верная реакция на кризис в Израиле, был готов следовать по пути Маккавеев, по пути Финееса и Илии. Это еще не говорит о том, что Савл был членом так называемой партии зелотов, потому что в то время, весьма вероятно, еще не было четко сформированной группы.[10] Это означает, что он был солидарен с теми, кто избрали путь насилия по отношению к иудеям, которых считали предателями. Как правило, такие активисты считали свои действия одобряемыми Богом Израиля, и Савл был не исключением.

Савл видел самого себя новым Финеесом или Илией. Его ревность толкала его к физическому насилию по отношению к тем, кто, по его мнению, пошел на уступки язычеству, как иудеи в Чис. 25 и поклоняющиеся Ваалу в 3 Цар. 18 (см. Деян. 22, 3-5). Он «жестоко гнал Церковь Божию и опустошал ее» (καθ᾽ ὑπερβολὴν ἐδίωκον τὴν ἐκκλησίαν τοῦ θεοῦ καὶ ἐπόρθουν αὐτήν, Гал. 1, 13). Однако его остановило откровение, которое он получил по дороге в Дамаск, как в свое время был остановлен Илия. Он идет к горе Синай.[11] В дни Павла «Аравия» охватывала обширную территорию на юго-востоке Палестины; одно мы знаем наверняка: для Павла Аравия была местом, где находилась гора Синай. Во всем Новом Завете есть только два места, где употребляется слово Αραβίᾳ: Гал. 1, 17 и Гал. 4, 25 («…гору Синай в Аравии»).[12] Затем Савл из Тарса возвращается в Дамаск (πάλιν ὑπέστρεψα εἰς Δαμασκόν), как и Илия в 3 Цар. 19, 15, где ему сказано πορεύου ἀνάστρεφε εἰς τὴν ὁδόν σου καὶ ἥξεις εἰς τὴν ὁδὸν ἐρήμου Δαμασκου.[13] Если такие совпадения кому-то кажутся случайными, стоит обратить внимание, что в том же отрывке Павел описывает свое призвание в пророческих терминах: «Бог, избравший меня от утробы матери моей (Гал. 1, 15; ср. Ис. 49, 1; Иер. 1, 5). Несмотря на то, что еврейские писания молчат о рождении и призвании Илии, Павел явно видит себя частью пророческой традиции наряду с Илией.

Если все вышесказанное верно, то Савл ходил в Аравию явно не с целью евангелизации. Он делал то, что на его месте сделал бы любой озадаченный пророк: отправился к истокам, оставив свое призвание. Кроме того, и вполне вероятно, он подобно Моисею, Иеремии и другим пророкам он не уверен, что ему под силу новая миссия, к которой он был призван.[14] И голос в тихом веянии ветра, который он мог слышать, перенаправил его ревность (Гал. 4, 18; см. также 2 Кор. 11, 2). Он стал глашатаем нового царя.

Здесь, конечно, сходство с Илией резко заканчивается. Савлу и Тарса дано понять на дороге в Дамаск, что его прежним рвением в иудаизме эсхатологическая миссия не может быть выполнена. Тем не менее некоторые сходства все же еще остаются. Илия был послан помазать Азаила в царя над Сириею и Ииуя в царя над Израилем; Илия и его преемник Елисей должны закончить работу, которая началась с ревности Илии. Савл вернулся из Аравии глашатаем нового помазанного царя Иисуса Мессии (Гал. 1, 16.23). Это царство бросало вызов всем языческим властям (Гал. 4, 1-11), создавая новую общину народа Божьего.[15] Савл, подобно Илии в 3 Цар. 18, возревновав о Господе, уничтожал всех, кто, по его мнению, был врагом Израиля; далее, подобно Илии из 3 Цар. 19, он столкнулся с противостоянием, где ему открылась новая реальность, которая полностью изменила его жизнь.[16] Если Ричард Хейз прав, и Павел действительно видел в Ис. 49, 1-6 прообраз своего апостольского призвания,[17] в таком случае апостол язычников может таким образовать указывать на то, что поменял образ ревнителя Илии на образ слуги. Вместо носителя гнева Яхве против отступивших иудеев, он стал светом для язычников.[18] У него теперь новая роль и новая миссия.

В поддержку данных интертекстуальных связей обратимся к Посланию к Римлянам.[19] В Рим. 11, 1-6 Павел пытается найти ответ на вопрос: «Неужели спасение сейчас недоступно иудеям из-за того, что иудеи не уверовали в Мессию? Павел убежден, что это не так. Сам апостол – живое свидетельство того, что спасение доступно иудеям. И хотя иногда ему кажется, что он совершенно один, он слышит голос с Синая уверяющий его, что это не так. Он цитирует 3 Цар. 19, 10 (повторяемое в 3 Цар. 19, 14): «Сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее». Павел, подобно Илие, стоит одиноко, представляя Израиль. Далее он слышит голос, который дает понять, что он ошибается: «Я оставил между Израильтянами семь тысяч; всех сих колени не преклонялись пред Ваалом» (3 Цар. 19, 18; Рим. 11, 4). Далее Павел пишет: «Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток» (Рим. 11, 5). Другими словами, Павел ныне видит сходство с Илией, которое в корне отличается от того, которое мог видеть ревнитель Савл из Тарса. Суть в том, что верный Яхве народ более не определяет преданность так называемым «делам закона», или символам, отличавшим Израиль.[20] Этот путь Павла описан в Рим. 10, 2-4:

² μαρτυρῶ γὰρ αὐτοῖς ὅτι ζῆλον θεοῦ ἔχουσιν ἀλλ᾽ οὐ κατ᾽ ἐπίγνωσιν· ³ ἀγνοοῦντες γὰρ τὴν τοῦ θεοῦ δικαιοσύνην καὶ τὴν ἰδίαν [δικαιοσύνην] ζητοῦντες στῆσαι, τῇ δικαιοσύνῃ τοῦ θεοῦ οὐχ ὑπετάγησαν. ⁴ τέλος γὰρ νόμου Χριστὸς…

Мы не ошибемся, если скажем, что здесь звучит автобиографический отголосок Гал. 1, 14. Павел христианин выносит вердикт ревнителю Савлу: он имел ревность по Боге, но это была невежественная ревность, с целью утвердить завет исключительно для иудеев, которых отличают «дела Торы». Если Павел что-то и понял на дороге в Дамаск, так это то, что существует остаток, характеризующийся Божественным призванием, а не делами.[21]

Как такое прочтение Гал. 1, 13-17 помогает яснее видеть развитие аргументации апостола в послании? Как и большинство преднамеренных отголосков Павла, этот отрывок содержит больше, чем можно увидеть только при поверхностном прочтении. Павел явно говорит:

Евангелие, которое я благовествовал, получено мною не от человека, но от единого истинного Бога через откровение Иисуса Христа. Вы, галатийцы, бывшие язычники, не думайте, что стали выше меня на голову, приняв весть из Иерусалима, весть об иудейской этнической принадлежности, ревности по Торе и победе Бога над язычниками. Я знаю все об этом и отказался от этих «привилегий» по причине откровения евангелия Христова.

Но глубже звучит история Илии:

Я был ревностным хранителем традиции «ревнителей», традиции, восходящей к таким людям, как Финеес и Илия. Этой традиции следователи еще мученики периода Маккавейской войны.[22] Именно эта традиция подвигла меня жестоко преследовать церковь Божью. Но Бог Израиля обратился ко мне, как в свое время к Илии, чтобы остановить меня и увидеть его в новом свете. Когда прислушался, я услышал голос, говорящий, что мессианская победа над злом уже совершилась и что я и мои братья иудеи, уверовавшие в Иисуса, были истинным остатком, спасенным благодатью, независимо от этнической принадлежности и дел Торы. Поэтому я оставил свою прежнюю ревность по Закону и провозглашаю истинного Мессию миру.

Напряжение в отношениях между Павлом и Иерусалимом не заставило себя долго ждать, как часто это отмечают, и отражено в аллегории об Аврааме, Сарре и Агари в четвертой главе. На этот раз о Синае сказано прямо, без интертекстуальных отголосков:

Создавая аллегорию о двух сыновьях, Павел размещает Тору на горе Синай наряду с Агарью, арабской женщиной. «…ибо Агарь означает гору Синай в Аравии», – Синай находится в земле Агарь. Синай (с подтекстом Агарь) соответствует «нынешнему Иерусалиму», городу, который был хорошо известен и близок Савлу из Тарса; именно «дети» этого города, «рожденные по плоти», преследуют Израиль Божий (Гал. 6, 16). Неудивительно, что Павел не отправился в Иерусалим, чтобы подтвердить свое евангелие. Ирония состоит в том, что постоянное обращение к Синаю (как был научен Павел) – быть верным Торе и хранить отеческие предания – и было способом, которым можно было исполнить обетования, за которые, как считалось в традиции, боролись ревнители. Есть, конечно, и другая ревность о Боге, но это не та ревность, которую разделял Савл из Тарса и люди, посеявшие смуту среди галатийцев.

¹⁷ ζηλοῦσιν ὑμᾶς οὐ καλῶς, ἀλλὰ ἐκκλεῖσαι ὑμᾶς θέλουσιν, ἵνα αὐτοὺς ζηλοῦτε· ¹⁸ καλὸν δὲ ζηλοῦσθαι ἐν καλῷ πάντοτε καὶ μὴ μόνον ἐν τῷ παρεῖναί με πρὸς ὑμᾶς (Гал. 4, 17-18).[24]

Как и многие другие темы в его богословии (как, например, знаменитая δικαιοσύνῃ θεοῦ[25]), Павел мог использовать мотив «ревности» но новому.

Если наше толкование путешествия Павла в Аравию верно, мы можем сделать три заключения. Первое, прежняя ревность Павла за отеческие традиции играет ключевую роль в нашем исследовании. Он был «зелотом», принадлежащим к радикальному крылу фарисеев: шаммаитам, несмотря на то, что обучался у ног Гамалиила, последователя Гиллеля. Савл принадлежал в доминирующей партии фарисеев в период незадолго до 70 года, и готов был жестоко преследовать всякого иудея, защищая честь Бога и Торы. Подобно многим другим в этом движении, он брал пример со своих героев-предшественников: Финееса, Илии, Маккавейских ревнителей. Это не только проливает свет на Савла из Тарса, но и помогает понять Гал. 1, 13-17, а также сложную историю фарисейского движения первого века.[26]

Второе, становятся понятными причины жесткого преследования Павлом ранней церкви. Дело не только в том, что для Павла было кощунственным следовать за распятым Мессией.[27] Христиане из иудеев, относясь пренебрежительно к Храму и Торе, ассоциировались у Павла с предателями времен Финееса, когда Израиль блуждал по пустыне, с поклоняющимися Ваалу во времена Илии и с эллинистами в Маккавейский период. Иисус заменил для христиан и Храм, и Тору. Он сам стал местом, где открывается Бог. Таким образом, последователи Иисуса становились наихудшими из всех отступников. Они были в глазах Савла не лучше тех, кто поклонялись Ваалу. Шаммаиты считали своей священной миссией уничтожить корень и ветви этого движения. Здесь можно вспомнить Гал. 4, 17-19 и предупреждение против «истребления друг другом» в Гал. 5, 15.

Третье, традиция Финееса-Илии могла иметь важное значение для раннего иудейского богословия искупления, повлиявшего на Павла и других. Как мы видели, поступок Финееса истолковывался как искупление в различных раввинистических традициях. Его ревность отвратила гнев Господь от Израиля. В Числа-Сифре поступок Финееса связан с действием Раба Божьего в Ис. 53, 12: «он предал душу свою на смерть».[28] Также и Илия, согласно Сир. 48, 10, отвратил Божий гнев до того, как он возгорелся на Израиль. Поэтому зелотам во все века казалось, что они стали частью великого Божьего замысла по решению проблемы греха и спасения своего народа. В смерти Христа от рук язычников Савл видел поражение, так как в его представлении язычники должны гибнуть от рук посланных небом героев, которые победят зло раз и навсегда: «Который отдал Себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века» (Гал. 1, 4). Крест стал решением проблемы, которую так ревностно пытались решить зелоты. Явление воскресшего Мессии остановило Савла на его пути, чтобы отправить его обратно к горе Синай и убедить его, что он слепо борется там, где уже одержана победа, и что он может упустить эту победу, если слепо будет следовать по проторенной дороге.