1882-2024
142 лет общине в Москве
Статьи

Статьи

К вопросу о баптистской идентичности

К вопросу о баптистской идентичности
12.10.2010

В мае этого года состоялся очередная встреча Общественного совета евангельских христиан-баптистов, посвященная вопросу баптисткой идентичности. После долгого периода безмолвия мы, как будто бы вспомнив, что тоже принадлежим к всемирной семье баптистов, решили поговорить на эту тему.

Пожалуй, самым неожиданным заявлением стало определение одного западного богослова, согласно которому баптисты – наиболее последовательные приверженцы свободы совести для всех людей. Странные они люди, эти западные богословы. Как говорится, нам бы их заботы! А все-таки, как мы сами смогли бы определить, кто такие баптисты? Что отличает или роднит их с другими конфессиями?

Вопросы непростые, поэтому в этой статье я постараюсь достичь гораздо более скромной цели: на основании короткого исторического экскурса показать, как складывалась вера и практика российских баптистов; почему мы такие, какие есть, и что происходило с нами в прошедшие два десятилетия.

Восприятие Евангелия всегда обусловлено культурно-историческим контекстом, который накладывает отпечаток на то, как это Евангелие воспринимается конкретным человеком. Достаточно провести беглое сравнение между, скажем, баптистами России и США, чтобы убедиться, что принадлежность к одной и той же деноминации может означать очень разные вещи.

Сразу оговорюсь, что приводимое сравнение носит достаточно условный характер. В США нет, пожалуй, более распространенной деноминации, чем баптисты (соответственно их вера и практика, подчас, очень разнятся друг от друга).

Если сравнивать баптистов России и США, то, к примеру, баптисты в России в вопросах сотериологии (учения о спасении) в основном тяготели к арминианской позиции, американские – к кальвинисткой. В вопросах эсхатологии (учение о последнем времени) российские баптисты изначально унаследовали учение о восхищении Церкви и грядущем Тысячелетнем Царстве; американские – (подумать только!) не разделяют подобных верований!

В вопросах практического характера, таких как, скажем, владение огнестрельным оружием или участие в политической жизни, также наблюдаются прямо противоположные тенденции. Баптисты в Америке (особенно на Юге) традиционно выступают за право владения оружием; редкие президентские выборы в США обходятся без активного лоббирования среди лидеров баптистских общин. Баптисты России - традиционные пацифисты, и, как правило, не принимают активного участия в политической жизни страны.

Столь полярные воззрения в веровании и практике баптистов в США и России объясняются, в том числе, различными условиями, в которых возникло это религиозное движение. Возникшее в царской России во второй половине XIX века евангельское движение было обречено стать маргинальным, преследуемым меньшинством.

Кстати, выбор названия религиозной конфессии "баптисты", стал самой эффективной антирекламой нового движения. Инородность и неблагозвучность слова (которое всего-то и означает "крещенных" по вере людей) в советский период благодаря изощренной пропаганде становится словом-изгоем для обозначения людей с ограниченным мышлением и неустойчивой психикой.

Мне думается, что в определенном смысле мы сами добровольно возложили на себя эти смиряющие «вериги». До сих пор достаточно обозначить свою принадлежность к баптистам, чтобы ввести собеседника в состояние напряженной подозрительности. Думается, что именно эти обстоятельства подвигли к созданию в 90-е годы многих ассоциаций евангельских христиан, которые, оставаясь по сути баптистскими, убрали из своего наименования слово «баптист».

Сразу хочу оговориться, что, несмотря на мои критические высказывания, я многие годы служу верой и правдой братству евангельских христиан-баптистов и не стыжусь этого! Принадлежность к той или иной религиозной деноминации, однако, не должна лишать нас права критически оценивать свое наследие. Когда мне говорят, что за слово «баптист» заплачено кровью мучеников, я все-таки склонен думать, что братья и сестры умирали за имя Христово, а не за человеками придуманное название.

Ряд исторических обстоятельств второй половины XIX века, в том числе отмена крепостного права, перевод Библии на современный русский язык, подготовили почву для зарождения евангельского движения. В отличие от Западной Европы, где возникновение протестантизма было инициировано профессиональными служителями-интеллектуалами, в России семена евангельского учения воспринимались, прежде всего, людьми, находившимися на низшей ступени социальной лестницы. Люди «простые, некнижные» открывали для себя свет Христова учения.

В условиях царской России выбор в пользу Христа был продиктован ситуацией кризиса - личного, общественного, социального. Ключевым понятием становится «личная встреча с Христом» – духовное переживание, которое вводит человека в состояние внутренней духовной свободы и радикально меняет его жизненные ориентиры и ценности.

Для уверовавших того времени евангельский призыв следовать за Христом, «взяв крест», был близок и понятен. Уверовавшие жили обостренным ожиданием приближения конца. Мир не может стать лучше - ситуация может становиться только хуже! По этой причине изначально евангельское христианство в России унаследовало врожденный скептицизм относительно перспектив социального переустройства.

В условиях тоталитаризма (сначала царского, а потом и советского) выбор в пользу Христа неизменно означал выбор против системы! В этом смысле евангельское движение в сущности своей – это пассивно-протестное движение людей, которые (в лучшем случае) вынуждено сохраняют признаки внешней лояльности системе.

Тоталитаризм неизменно выявляет «звериную сущность» системы, в глубинных структурах которой происходит замена «сердца человеческого» на «сердце звериное» (Дан. 4:13). Система, особенно в сталинский период, удивительным образом, добросовестно «отрабатывала» сценарии из книги Откровения. Именно эта книга во многом становится центральным текстом, через призму которого происходило осмысление бытия верующим человеком.

Существование в условиях тоталитаризма не могло остаться без последствий для облика самой евангельской общины. Подобное рождает подобное. Авторитарная система, сама того не ведая, порождает не менее авторитарные и одиозные религиозные образования. Парадоксально, но факт: в противостоянии системе, мы воспроизводили (боюсь сказать, воспроизводим) образ системы в своем мышлении, поведении, поступках.

Особенно это хорошо видно на примере радикальных, незарегистрированных общин, чья деятельность продолжает характеризоваться полной закрытостью, авторитарно-командным стилем руководства, социальной апатией и недоверием к происходящему вокруг. Общины, в которых единственным средством к поддержанию устоев является страх, по праву могут претендовать на статус сектантских образований. В таких образованиях тирания внешней системы, по сути, подменяется тиранией малообразованных мнительных людей.

Пожалуйста, не воспримите написанное как проявление высокомерия и неуважения по отношению к другим. Знаю, что Бог может действовать и через немощное, немудрое, неблагородное. Стыдиться надо не юродства проповеди о Христе (1 Кор. 1:18), а уродства нашего скудного ума и плохого воспитания. Страшно, когда ограниченные люди с комплексом проблем, идущих из раннего детства, берут власть над окружающими! Именно это имел в виду Христос, когда говорил о злом рабе, дорвавшемся до власти (Мф. 24:48-51).

Десятилетия жизни в условиях ограниченной религиозной свободы и открытых гонений имеют прямое отношение к явлению массовой эмиграции верующих, особенно в 90-е годы прошлого века. Страна потеряла сотни тысяч людей, которые в смысле генетических данных по праву могли бы составить ее золотой фонд.

Эмиграция – сложное, неоднозначное явление. Формально факт массовой эмиграции протестантов можно было бы использовать как прямое свидетельство их нелояльности. Единственно, что, возможно, удерживает потенциальных критиков, это то, что на самом деле в общем объеме людей, покинувших страну, протестанты отнюдь не составляют большинство.

И все-таки столь массовый исход, к сожалению, свидетельствует, что Россия как место рождения не стала для многих евангельских верующих Родиной в полном смысле этого слова. Причина этого, с одной стороны, в памяти о незаслуженно понесенных репрессиях и страхе, что нечто подобное может опять стать реальностью. С другой – в апокалиптическом формате мышления верующего, характерным признаком которого является существование в режиме отрицания окружающей действительности.

Наряду с идеей отрицания «мира» (1 Ин. 2:15), у апостола Павла мы встречаем интересную мысль об активном воздействия на «мир» с целью его конечного преобразования. Мир как система влияет на нас, заставляет нас жить жизнью сообразования (Рим. 12:2), жить на условиях системы, жить неестественной жизнью приспособления.

Этому мы, как христиане, должны противопоставить активное преобразование, прежде всего нашего ума. Невозможно стать участниками в Божьем Царстве, сохраняя менталитет ленивого, лукавого раба! Невозможно войти в Божий Ханаан, живя воспоминаниями о Египте!

Но преобразование ума ведет к внешнему преобразованию жизни, нашему положительному влиянию на окружающий мир. Вот почему, особенно в протестантской этике, ожидание грядущего Царства сопряжено с активным участием в преобразовании социальных и иных структур общества.

Отсутствие элемента «активного участия» я воспринимаю как «слабое звено» российского баптизма. Это, скорее не вина, а беда наша! Трудно винить тех, у кого исторически не было возможностей для подобного участия.

Отсутствие возможностей для гармоничного функционирования церкви приводит к гипертрофированному росту одних органов (в данном случае я имею в виду язык, как средство говорения) и атрофированию других (рук и ног, как средств действия).

Помню, как в быстро меняющейся обстановке 90-х годов мы долгое время не решались выйти из «клетки» сложившихся стереотипов. Настало время для сбалансированного служения Богу и людям! Всегда ловлю себя на мысли, что гораздо легче обличать грешников, скажем в грехе пьянства, чем организовать при церкви служение помощи зависимым людям.

Оценивая прошедшее двадцатилетие, хотелось бы отметить несколько характерных моментов. Прежде всего, это значительное омоложение, особенно руководящего состава Российского союза ЕХБ.

Избрание на последнем съезде новым председателем Росийского союза ЕХБ А.В. Смирнова, помимо всего прочего, является самым ярким подтверждением кризиса в подготовке кадров высшего звена братства. Пассивность в этом вопросе с лихвой окупается продуманной политикой наших спонсоров, которые знают, как и во что надо вкладывать деньги. Инвестируя в молодые умы, они уже сегодня готовы активно лоббировать продвижение хорошо подготовленных кадров. Избрание в этих условиях А.В. Смирнова представляется предпочтительным в том смысле, что остается надежда на сохранение наследия ЕХБ.

С одной стороны, это отрадное явление, потому что молодость - это энергия, задор, дерзание! С другой стороны, довольно странным выглядит отсутствие, я бы сказал, элитарного звена старших служителей, тех, которые, как правило, обеспечивают стабильность и преемственность курса. Причин для этого множество: это и эмиграция, и возможно желание поскорее перелистнуть страницу советской истории и соответственно забыть имена тех, с кем была связана эта история. Но, как известно, свято место пусто не бывает!

С моей точки зрения братство ЕХБ переживает состояние возврата из возраста духовной зрелости в подростковый возраст, для которого характерны, в том числе безудержный максимализм и отрицание старых авторитетов в пользу новых. Девяностые годы прошлого века ознаменовались сознательной сменой курса на сворачивание традиционных связей с всемирной баптистской семьей в пользу исключительного сотрудничества с фундаменталистскими организациями Америки.

Как результат можно заметить ряд тенденций, которые свидетельствуют о потенциальной угрозе для нашей идентичности. Не так давно один из бывших руководителей Союза ЕХБ заявил о том, что через десять лет все баптисты в России в вопросе спасения будут придерживаться учения Кальвина. Это настораживающий прогноз!

Косвенный крен от наследия евангельских христиан-баптистов я вижу и в практике создания так называемых «библейских церквей», в самом наименовании которых содержится претензия на верность Библии, а не какой-то человеческой традиции. В разговоре со мной один из адептов такой церкви произнес знаменательную фразу: «Мы уважаем старших братьев, но Библию считаем наивысшим авторитетом!»

Из этого заявления прямо следует, что старшие братья таковой Библию не считают, поэтому, мол, простите, но истина дороже! Надо быть очень близоруким человеком, чтобы не понимать, что «чистого», независимого от традиции чтения Библии не бывает! Мы всегда читаем Писание через «очки» определенного наследия!

В обозначенный период, не в последнюю очередь благодаря заокеанским учителям, мы впали в искушение вкусить от плода «истинного знания». Все чаще можно слышать из уст приверженцев библейского фундаментализма сожаления о том, что отцы-основатели не следовали правильным библейским принципам.

Наша повышенная восприимчивость к постулатам библейского фундаментализма, объясняется, в том числе, фактором времени: страна на перепутье дорог, общество – в поисках объединяющей национальной идеи. В условиях неустроенности и массового социального расслоения общества люди живут в ожидании быстрых решений насущных проблем.

Нечто подобное происходит и в нашей среде. Библейский фундаментализм находит благодатную почву в умах и сердцах молодых людей, которые испытывают, подчас оправданно, неудовлетворенность характером и содержанием сложившейся богослужебной практики.

Помню, как в 90-е годы один седовласый православный иерарх с печалью говорил об опасности, исходившей от необузданного энтузиазма неофитов (людей, недавно обращенных в веру). Вчерашние комсомольские работники, приобщившись к христианской вере, с присущим задором и энергией готовы были громить «еретиков». Речь тогда шла даже не о протестантах или о католиках, а о представителях, пожалуй, самой древней православной церкви, - коптской, вероисповедание которой не проходило тест на ортодоксальность!

Библейский фундаментализм возвращает нас в черно-белое восприятие действительности, ведет к развитию комплекса собственной исключительности. Слишком сладок плод осознания того, что истина в твоих руках! Слишком велико искушение найти простые ответы на сложные явления современности!

В такой ситуации трудно ожидать развитие элемента «активного участия», о котором речь шла выше. Помню, как один розовощекий юноша с усмешкой говорил: «Не понимаю я этих чудаков экологов! За сохранение окружающей среды борются! А все от того, что Библию они не читают, там ведь ясно сказано: «Земля и все дела на ней сгорят!»

Откровенно говоря, от такого жонглирования библейскими текстами становится не по себе. Оказывается вот так просто можно процитировать библейский текст, чтобы снять с себя ответственность за бережное отношение к Божьему творению!

Подростковый максимализм, проявляющийся в категоричности заявлений и исключительных притязаниях на истину, не способствует выстраиванию должных взаимоотношений с Русской православной церковью. А оно нам надо? Да, очень надо! Мы живем и трудимся в преимущественно православной стране. Игнорирование этого факта – свидетельство нашей недальновидности.

Я уже не говорю о необходимости выстраивания более тесных взаимоотношений с родственными евангельскими направлениями. Именно облеченные властью и доверием должны в первую очередь сознавать меру ответственности, возложенную на их плечи и понимать, что от них ожидается зрелость в суждениях и поступках.

Прошедшие два десятилетия характеризуются двумя взаимоисключающими тенденциями. С одной стороны ясно видна тенденция на консервацию собственного наследия. Это особенно хорошо видно на примере эмигрантских церквей в США и в Германии.

Для предотвращения проникновения «мира» в церковь баптисты вынуждены занимать глубокоэшелонированную оборону. Новшества любого типа, как то, более динамичное церковное пение, участие в различных социальных проектах и т. п., воспринимается как посягательство на устои и категорически отвергаются. Следуя этой тенденции, мы тем самым невольно укрепляем в сознании окружающих людей представление о баптистской церкви как об изолированном сообществе людей. Замкнутые внутри самих себя мы теряем способность быть светом и солью для мира. Более того, замкнутое сообщество людей – самая плодородная почва для развития бациллы фарисейства.

Вторая тенденция проявляется в подчас лихорадочном поиске новых методов и способов служения. В этих поисках часто обозначается тот же самый юношеский максимализм и крайности.

«До знакомства с индуктивным методом я не понимал Библию!» – заявляет пресвитер одной из наших церквей. Так ли? Я думал, что Дух Святой открывает наш ум к уразумению Писания! Индуктивный метод (в целом здравый метод изучения Писания) преподносится как единственно верный способ, от которого «открываются глаза» на истину Писания.

Подобно вкладчикам печально известного "МММ" мы спешим вкладывать свои силы и ресурсы в освоение методов, наивно полагая, что методы сами по себе произведут сторичный урожай. Да простят меня братья-«индуктивщики», но, по-моему, они всерьез полагают, что применение индуктивного метода прямо ведет к численному росту общины!

Когда одни методы не работают, мы прибегаем к методам «силовым». Помню, как пастор одной церкви, отчаявшись, сказал собравшимся в зале: «Идите и не возвращайтесь, пока каждый из вас не приведет по одному неверующему!»

Ловлю себя на мысли, что мы, следуя духу времени, упражняемся в изобретательности, чтобы привлечь потенциального «покупателя». Сегодня нередко приглашение в церковь начинается с приглашения принять участие в спортивном или каком ином событии «нейтрального» характера. Понимаю, что отчасти в этом проявляется наше желание преодолеть сложившиеся стереотипы, заявить, что ничто человеческое нам не чуждо. Но не есть ли это одновременно и косвенное признание того, что обычными способами уже никого в церковь не «затащить»?

Хочу закончить свой критический опус на оптимистичной ноте. Церковь евангельских христиан-баптистов доказала свою жизнеспособность, пройдя через горнило гонений и выдержав явление массового оттока верующих в 90-е годы. Это направление евангельского толка завоевало право на существование в контексте российского общества. Это аутентичный российский религиозный феномен! У нас есть наследие, которого мы не должны ни стыдиться, ни тем более отказываться от него!

Евангельское христианство – действенная альтернатива современному обществу, парализованному безыдейностью и социальными язвами. Наши сильные аргументы – крепкие христианские семьи, трезвый образ жизни, наличие упования, которое ведет нас за пределы мира видимого.

Сегодня мы, как и прежние поколения до нас, сталкиваемся с необходимостью осмысления своего существования на российской земле. Неизменный вызов для «книжников» Нового Завета заключается в умении выносить из сокровищницы «старое» и «новое» (Мф. 13:52).

Не требуется большого ума, чтобы, абсолютизируя прошлое, игнорировать реалии быстро меняющегося мира вокруг нас. В равной степени упоение новым, ведущее к отрицанию прошлого, - свидетельство духовной незрелости!

Сложность заключается в нахождении правильного баланса между «старым» и «новым»! В этом диалектическом взаимодействии «старого» и «нового» и рождается идентичность.

Верность наследию прошлого обеспечивает историческую преемственность. Готовность критически оценивать и воспринимать новое – залог того, что церковь евангельских христиан-баптистов не потеряет своей актуальности для поколений настоящего и будущего.

Геннадий СЕРГИЕНКО

Источник: Газета "Мирт" №3(72) - 2010

Теги: баптизм, ЕХБ, Россия, история
Назад в статьи