В Гефсиманской молитве Иисуса Христа прозвучали слова: «Я передал им слово Твое; и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира. Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла. Они не от мира, как и Я не от мира» (Иоан.17:14-16).

В этой фразе заключен парадокс церкви как общественной институции. Ситуация церкви в мире двусмысленна и сопровождается постоянным экзистенциальным напряжением. Фактически - это необходимость «усидеть на двух стульях». Напряжение проявляется не только в борьбе плоти против духа, но оно же дает о себе знать и на общественном уровне. Церковь, олицетворяя царство Бога, в тоже время является частью царства «кесаря». Конфликт этих царств зачастую неизбежен.

Должна ли церковь вступать в борьбу? Не означает ли ее «неотмирность» принципа невмешательства? Что означает фраза Христа о необходимости отдавать «кесарево кесарю, а Божие Богу» (Лук.20:25)?

Филипп Бенетон справедливо отмечает: «В одном смысле эта фраза является ниспровергающей или революционной. Она постулирует принцип, чуждый как греко-римскому, так и иудейскому миру: религия и политика занимают различные области. Новый закон противостоит всякому политико-религиозному порядку, он разбивает традиционное единство власти. В другом смысле «Кесарю — кесарево» не означает разрыва, поскольку признает законную роль политики: Кесарю следует отдать то, что ему причитается. Формулировка вызывает сложности интерпретации, но она совершенно ясно означает следующее: Христос не призывает к политическому отступничеству».¹

Из максимы Христа «кесарево кесарю, а Божие Богу» следует, что

Во-первых, государство необходимо, и церковь не может удариться в политический эскапизм, самоустраниться;

Во-вторых, власть государства не абсолютна, и церковь не должна «сливаться» с властью, теряя свою собственную суть.

Фактически, церковь может осуществить эту роль только, заняв правозащитную позицию. Андрей Юров определяет место правозащитников так: «Правозащитники – это люди, которые сделали свой выбор: быть всегда между властью и человеком – в роли щита и посредника. И при любой власти они будут здесь – на этом месте».²

В Библейские времена функцию, близкую к правозащитной деятельности, несли пророки. Они обличали и богатых, и власть предержащих в несправедливом обращении с народом. Показателен в этом смысле пример пророка Нафана, не побоявшегося обличить царя Давида в убийстве и прелюбодеянии. Пророки отстаивали права, дарованные народу Всевышним. Так же как и современные правозащитники, они подвергались гонениям и репрессиям.

Пророки не были частью государственной системы, не были и «политической оппозицией, борющейся за власть. Скорее, они исполняли роль диссидентов и нонконформистов.

В новозаветное время профетическая функция была возложена на церковь. Речь не о предсказании будущего, а об обличении социальной неправды.

Одним из примеров подобного служения, совмещавшего в себе и пасторскую заботу, и правозащитную деятельность, был баптистский богослов Мартин Лютер Кинг.

Его взгляды на миссию церкви находятся в рамках теологии освобождения. Суть данного направления в том, что богослов, служитель церкви призван занимать сторону угнетенных и бедных. Теология освобождения особо подчеркивает пафос социальной справедливости, содержащийся в Новом Завете.

Жизнь Кинга пришлась на тот период истории США, когда расовая несправедливость «вопияла к Небесам». Он родился в 1929 году в достаточно респектабельной афроамериканской семье. Его отец был пастором крупной баптисткой церкви. Кинг младший решил пойти по стопам отца и тоже стал пастором. Однако как можно было быть пастором афроамериканской церкви в Южном штате США и не замечать ущемления прав своей паствы?

Первый шаг в правозащитной деятельности Кинг совершил в 1955 году, после известного случая с Розой Паркс. Эта афроамериканка отказалась уступить сидячее место в автобусе белому мужчине и была за это арестована. Кинг инициировал бойкот автобусов с целью победить расовую сегрегацию в общественном транспорте. После продолжительных демонстраций и акций протеста Верховный суд США признал сегрегацию незаконной.

После первых успехов Мартина Лютера Кинга последовали и другие. В своей борьбе за права чернокожего населения он неоднократно рисковал жизнью.

Чем дальше продвигался Кинг, тем шире становился спектр его правозащитной деятельности. Он боролся против ущемления избирательных прав, против войны во Вьетнаме. На последнем этапе его жизни Кинг включился в борьбу за права беднейших слоев населения Америки.

Венцом подвижнической жизни Кинга стала смерть мученика. В 1968 году он был застрелен.

Пафос правозащитной деятельности Кинга хорошо выражен в его знаменитой речи «Есть у меня мечта». Позволим себе цитату: «Когда создатели нашей республики писали величественные слова Конституции и Декларации Независимости, они подписывали вексель, который достался в наследство каждому американцу. Они подписывали обещание, что каждому человеку, не только белому, но и чёрному человеку, будут гарантированы неотчуждаемые права на жизнь, свободу и стремление к счастью. Сегодня очевидно, что Америка уклоняется от уплаты по этому векселю, когда его предъявляют граждане не с белым цветом кожи. Америка не отдаёт священный долг чести, Америка дала неграм фальшивый чек, и при попытке получить по нему, он возвращается с надписью: "На счету недостаточно средств". Но мы отказываемся верить, что банк справедливости обанкротился... Вот почему мы пришли получить по чеку, предъявителю которого обязаны выдать и богатства, которые предоставляет свобода, и безопасность, которую гарантирует право».³

Деятельность М.Л. Кинга поставила перед богословской и правовой мыслью непростые вопросы. И, нужно заметить, эти вопросы становятся все более актуальными для России. Отношения государства и церкви в нашей стране имеют свою специфику. Идея «симфонии» властей чрезвычайно близка православному мировоззрению. Западный мир с большим подозрением смотрит на государство. Неслучайна знаменитая фраза Джона Актона: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно».

Сегодня мы наблюдаем возрастающую роль церкви, но также мы можем отметить усиление правового нигилизма. Решатся ли церковные иерархи нарушить «симфонию» властей какофонией борьбы за права людей? Возможно ли православное «богословие освобождения»? Сможет ли церковь противостоять произволу «кесаря»? Эти вопросы пока остаются открытыми.